Где Тотров, там не рвется

Три года понадобилось Виталию Тотрову, чтобы вывести Северо-Осетинскую гидрогенерирующую компанию на самоокупаемость.

ИСПЫТАНИЕ ГИЗЕЛЬДОНОМ

– Виталий Борисович, какой ­момент работы в Северной Осетии  запомнился вам особенно?

– Начало работы в Терском каскаде ГЭС было одновременно и самым интересным, и самым сложным. Все находилось в упадке... Станции старые: 60–70 лет, самой молодой – полвека. И практически сразу же, как я вступил в должность, мы чуть не потеряли Гизельдонскую ГЭС. Сошел сель, мы не могли поднять донный щит, грязевые потоки начали забивать трубопровод и деривационный тоннель. Станцию отстояли чудом. Мы там дневали и ночевали, соорудили обводной канал, поднимали донный щит, стоя по пояс в воде. Был момент, когда оставалось всего 30 см до отметки, на которой вода могла замкнуть электрическую цепь. Если бы это произошло, все бы мы там и остались... Я сказал людям, чтобы уходили. Только Мухарбек Дегоев, ровесник станции, остался. Я его прогонял, но он отказался: я, говорит, здесь всю жизнь работаю, как я могу уйти! Наконец щит поддался, хлынула вода и станция была спасена. Для меня это было первой проверкой на прочность...

– В общем, хозяйство вам незавидное досталось...

– Это еще мягко сказано. Помню, позвонили мне знакомые, узнали, где я работаю, и решили подъехать, посмотреть. Я объяснил, как добраться. Через некоторое время перезванивают: «Не можем найти». Объясняю, что они почти прибыли, а те не верят: «Там тюрьма какая-то»... Обшарпанное здание с покосившейся крышей, территория вообще не охраняется: заходи кто хочешь. Честно говоря, первое время я был в ужасе. Но потихоньку начали все приводить в порядок: отремонтировали станции, заткнули дыры, в разы увеличили выработку электроэнергии. Уже через три года Северо-Осетинская гидро­генерирующая компания, которую мы создали буквально с нуля, вышла на самоокупаемость, стала приносить прибыль. Кстати, еще тогда мы наметили программу комплексной модернизации станций. 

СКАЗАНО – СДЕЛАНО

– Получается, только-только компания встала на ноги, и тут на вас возложили строительство каскада Зарамагских ГЭС...

– Головную ГЭС строили с 1976 года и много раз приостанавливали. Мне сказали: «Надо пустить», и через год и три месяца, в 2009 году, станция встала в строй. Я неделями дневал и ночевал на стройплощадке, а на действующие станции приезжал только документы подписывать. Благо здесь тылы у меня были крепкие – коллектив опытный, сплоченный. За полтора года я набрал отличную команду для строящейся станции, поэтому мы ее так быстро пустили. Никто в это не верил. За две недели до пуска приехал к нам заместитель начальника департамента строительства «Юг» Валентин Стафиевский, посмотрел и сказал: «Ничего вы не пустите». Пустили. Еще через две недели вновь прибыл Стафиевский, посмотрел уже действующую станцию и ничего больше не сказал...

– Все-таки что, на ваш взгляд, труднее – поддерживать в работоспособном состоянии немолодые гидростанции или строить новые? 

– Североосетинские ГЭС были созданы великими инженерами, и лучшее тому доказательство – их безотказная работа по сей день. Все их проблемы нам хорошо известны. Гизельдонская ГЭС – это изношенное оборудование, усталость металла. Многое изготовлено из чугуна, поскольку стали в то время не хватало. Очень тяжело изготавливать точно такие же детали, но из стали, не каждый производитель возьмется за такой заказ. На Эзминской ГЭС – износ оборудования из-за большого количества взвешенных частиц в воде. Но мы четко просчитали ремонтные периоды и справляем­ся с этими проблемами. Хотя, конечно, бывают и нештатные ситуации. Например, на Гизельдонской ГЭС английские компрессоры 1927 года выпуска. Кто знает, когда они вый­дут из строя?! Приходится заранее заказывать новые запчасти, быть готовыми к любому развитию событий – в общем, держать ухо востро.

Что касается новых станций, то Зарамагская ГЭС-1 по своей уникальности и сложности не имеет аналогов в России. Деривационный тоннель длиной 14,3 км, напор 630 м – это самая высоконапорная ГЭС в стране. Очень много сложных технических решений. К примеру, бетонирование 508-метрового вертикального ствола. Здесь мы используем очень много инноваций, например, впервые в российской практике, – гравитационный способ укладки бетона. Но прежде чем испробовать его на объекте, с помощью ученых ВНИИГ, Ленгидро­проекта, сотрудников ­ЧиркейГЭСстроя провели целый ряд экспериментов, добились успехов и только после этого внедрили в практику. Авторским надзором проекта занимаются научные организации
РусГидро и другие профильные институты. Мы работаем с ними в тесном сотрудничестве. 

КАСКАД ПРОТИВОРЕЧИЙ 

– Вообще, складывается впечатление, что Зарамагская ГЭС-1 – рекордсмен не только по сложности технических решений, но и по количеству коллизий, выпавших на ее долю...

– В 2008 году, когда я пришел на эту стройку, главной задачей было достроить головную станцию. После того как мы это выполнили, началось возведение ГЭС-1. Тут-то все и закрутилось... После Спитакского землетрясения в Армении возросла сейсмичность района, естественно, нужно было все пересчитать. Поменялся класс сооружений, добавился аварийный водосброс, не предусмотренный первоначальным проектом. Пришлось вновь проходить Главгос­экспертизу проекта, экспертизу его сметной стоимости, и только после этого мы приступили к стройке. Но вскоре  Минэнерго посчитало, что строить станцию слишком дорого, и заказало независимую экспертизу проекта. Ее проводила французская компания «Трактебель», которая и вынесла заключение: проект и работы выполняются на должном уровне, стоимость находится в низшей ценовой зоне для объектов такой категории, станцию необходимо достраивать.

Но даже после этого споры вокруг станции не утихали. Позиция РусГидро всегда была однозначной: нужно достраивать. Тем ­более что все основное оборудование уже лежало на складах. Стоимость – около 3 млрд рублей. И применить его ни на какой другой гидростанции невозможно. Мы даже сделали ­проект консервации объекта и провели его через Ростехнадзор... Но разум восторжествовал, и станцию решили достраивать «по фактическому финансированию». 

– Пуск станции уже столько раз переносился. Сегодня уже можно говорить о какой-то конкретной дате?

– Совет рынка дал добро, чтобы мощность Зарамагской ГЭС-1 мы выдали 1 января 2019 года. 

СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ

– Буквально на днях завершается очень важный этап строительства Зарамагской ГЭС-1 – проходка 14-километрового деривационного тоннеля...

– Гидростроители начали ее в 1982 году и одолели почти семь километров. Остальное – уже мы с 2011 года.

– Рассказывают, что работники двух подрядных организаций заключили пари о том, кто быстрее будет вести проходку. Сейчас уже понятно, кто выиграл?

– Пари не пари, а «соцсоревнование» между проходчиками было нешуточное, несмотря на то что все они работали в различных, но очень суровых условиях. Одна организация проходила по 60–70 метров в месяц, вторая – по 30, но это пока шли по осыпям, а как вышли на гранит, стали преодолевать по 120–130 мет­ров в месяц! Соперники с другой стороны немедленно подтянулись и начали работать с такой же скоростью! Потом вообще установили рекорд – 150 метров в месяц, что в таких условиях просто невероятно. Считаю, что пари завершилось ничьей: команды Кавказской тоннелестроительной компании и Транскамстройсервиса показали, что работают блестяще, и обе в итоге остались в выигрыше.

– Руководство Северной Осетии поддерживает?

– Конечно! Республика очень ждет эту станцию. Во-первых, с ее запуском дефицит электроэнергии будет снижен с нынешних 80% до 30%. Во-вторых, около миллиарда рублей налога на имущество будет оставаться в Северной Осетии. Это и пенсии, и зарплаты учителям, врачам. Для республики деньги немалые. 

– Виталий Борисович, какова ваша главная профессиональная мечта?

– Достроить Зарамагскую ГЭС-1 во что бы то ни стало. 

– А когда завершится этот проект, чем займетесь?

– Об этом пока не задумывался.

– А вот на Дальний Восток поехали бы?

– Конечно! Место гидроэнергетиков там, где есть интересные створы и перспективные проекты.